До конца этого сделать не удалось. И несколько одряхлевшее государство смирилось с ситуацией. «Не можешь предотвратить, обязан возглавить», – эта мысль в столь законченном чеканном виде была лишь сформулирована замполитами Советской Армии. А известна она была уже очень давно.
Казачество и было таким остатком военной демократии. Остатком, с которым боролись. Но с которым потом смирились и который потом приручили. Но как раз казачество обеспечило свыше 3/4 российских территориальных приобретений. Сибирь империи преподнесли казаки. Почти что на «блюдечке с голубой каёмочкой». Южную Россию тоже. В конце концов, российское государство по просьбе турецкого султана даже сдерживало донских казаков в их наступлении на Причерноморье и Северный Кавказ. А потом лицемерно «принимало» завоёванное казачьей кровью. Завоёванное не только без поддержки государства, но и при недоброжелательном нейтралитете его.
А Украина? Запорожское казачество было инициатором и ядром освобождения Украины от поляков. А потом, когда и казаки, и поляки предельно истощились во взаимной борьбе, Московское государство «милостиво» приняло Украину в свой состав, закрепив то, что было на 90 % уже завоёвано самим запорожцами.
Но казаки не только были тараном территориальных приобретений. Казаки потом ещё и обеспечивали закрепление результатов приобретений. Казаки, например, были решающей силой при штурме Очакова и Измаила, о чём по вполне понятным причинам умалчивает имперская историография. Трудно переоценить и роль казаков в разгроме Наполеона.
Без казаков невозможно было бы закрепление России на Северном Кавказе.
Если сравнить по критерию «затраты – эффективность» действия казаков и действия регулярной армии в процессе территориальной экспансии России, то окажется, что эти остатки догосударственных народных вооружённых сил как минимум на порядок результативнее государственных, имперских.
И это не только уникальный российский опыт. Мало кто знает, что победоносные римские легионы во многом были похожи на казачьи формирования. Легионы формировались из добровольцев. Оружие легионеры приобретали сами. И служили за… долю в военной добыче. Именно эти легионы завоевали для Рима всю Италию. Именно эти легионы выиграли тяжелейшие Пунические войны.
Именно с этими легионами Сципион Африканский стоял на развалинах взятого Карфагена.
Потом времена изменились. Легионеров снабжало оружием государство (кстати, оружие сразу стало хуже по качеству) и платило им твёрдое жалование. И эти легионы уже не были такими же непобедимыми. Их били даже рабы армии Спартака. А потом их втоптали в грязь парфянские всадники.
Таков опыт даже наследника семитской Первой империи Рима. Что же тогда ожидать от государств, населённых белыми народами. У них догосударственные воинские традиции гораздо сильнее и гораздо органичнее.
Так что в деле обороны страны и народа российская имперская армия показала себя неэффективной. В осуществлении территориальной экспансии тоже. Более того, как раз в деле территориальной экспансии её действия можно сравнить с догосударственными народными вооружёнными формированиями. И это сравнение просто убийственно для имперской военной модели по критерию «затраты – эффективность», разработанному, кстати сказать, именно для оценки военных программ.
Чем же особым отличалась эта армия и вообще имперская государственная военная политика? Чудовищными тратами ресурсов при ничтожестве полученных результатов. О том, что политические результаты несоизмеримо малы по сравнению с масштабом военных побед говорили и при Екатерине II, и при Александре I, и много позже. И так вплоть до наших дней.
Особенно тяжело это осознавать русскому человеку, знающему, какой ценой доставались эти победы. Известно замечание Меньшикова Петру I по поводу больших потерь под Нарвой: «Ничего, государь, бабы ещё нарожают». Однако не нарожали. Население России после Петра I сократилось на 20-25 %.
Известны колоссальные потери рекрутов во время войн с Турцией, которые вела Екатерина II. Это были потери не боевые. Людей морили «в процессе сбора».
Делалось ли это нарочно? Возможно, нет, а возможно, да. На этот счёт китайские имперские военные и политики были гораздо откровеннее. В эпоху Цинь, например, большие потери своих солдат были одной из целей военных кампаний. То, о чём в китайской империи говорилось открыто, тем не менее, свойственно любой империи. А признается это вслух или нет, не важно.
Не так ли «победоносный» Жуков бросал пехоту на минные поля, чтобы дать возможность пройти танкам. Хотя таких целей, как в империи Цинь, ему никто не ставил. Но напрашивается вывод, что аналогичные людоедские стереотипы по отношению к своим были просто вбиты в военный менталитет Российской империи. А СССР был прямым её наследником, только под новой вывеской.
Если говорить обобщённо, то все недостатки военной политики, заложенные ещё при Рюриковичах, были сохранены и в дальнейшем, вплоть до наших дней. Нарастал лишь масштаб негативных тенденций. Все результаты достигались в основном (исключения не в счёт) за счёт роста потерь. По стандартной имперской модели «единственного неограниченного ресурса государства – людей».
При этом военно-техническое развитие носило вынужденный, догоняющий характер. И всегда недооценивалось. Так, даже умнейший военный теоретик царской России генерал Драгомиров возражал против орудийных щитков. Они-де «поощряют трусость» у солдат.
Пожалуй, первым, кто по-настоящему оценил научно-технический фактор в войне, был «последний император» Сталин. Но об этом несколько позже.
Итак, подведём итоги оценки эффективности имперского нерусского государства в самой что ни на есть «государственной» сфере, в обороне:
1. Оборона осуществляется неэффективно, во всяком случае, не более эффективно, чем это делалось догосударственными структурами.
2. Цена этой обороны – существование государства, которое само наносит стране и народу ущерб, сравнимый с ущербом от действий тех, против кого ведутся военные действия.
3. Военная политика зачастую просто бессмысленна. Более того, вызывает ощущение, что нанесение ущерба самому русскому народу составляет её главную цель.
4. Оборона не может обойтись без привлечения догосударственных форм военной организации народа.
5. Более того, наиболее конструктивные цели военной политики – территориальная экспансия и некие аналоги колониальных захватов – осуществляются в основном иррегулярными, догосударственными структурами вооружённого народа.
Именно в деле обороны страны и русского народа имперское государство показывает свою поразительно низкую результативность.
Весьма показательно, что наиболее масштабные победы последних двух столетий были достигнуты в войнах, получивших название Отечественных. То есть войнах, где государство расписывается в собственной профессиональной беспомощности и призывает на помощь народ, давая ему некие подачки морального плана и некие обещания, которые потом не выполняет.
Закономерен вопрос: а нужна ли русскому народу такая, с позволения сказать, «оборона»? А нужно ли ему такое государство вообще?
5. К вопросу об экспансии. Кстати о нефти Центральной России
Имперская тема не обходится без обсуждения вопроса об экспансии. Защитники идеи имперской модели Российского государства постоянно педалируют вопрос о скудости ресурсов и суровости условий в Центре России. Ну никак не может просуществовать такой центр без различных бросков на юг или на запад.
Действительно, климатические условия Центра России более суровые, чем в Европе. Современная экономика России более энергоемка на единицу аналогичной продукции, чем экономика развитых стран Европы, на 20-30 %.
Но ведь и внутренние цены на энергоносители в России ниже мировых более чем в 2 раза!
Так что одной суровостью климата нельзя объяснять столь уж запрограммированную скудость русской жизни. Ресурс жизнеобеспечения надо рассматривать в комплексе.