Этот мемофонд разнообразен, но не бесконечен. Он ограничен строго определённым количеством поведенческих моделей, меньшая часть которых доминирует. А большая часть является необходимым стабилизирующим фактором и определяет возможности эволюции национального характера в ту или иную сторону.
При этом относительное количество разных моделей, образно говоря, героев и трусов, трудоголиков и лентяев, честных людей и мерзавцев, агрессоров, пассивных жертв и «отпорников» (Дж.Докинс называет «от-порниками» особей, инстинктивно дающих немедленный отпор на любую агрессию в их адрес, но не являющихся при этом агрессорами) и т. п., тоже вполне определённо.
Этот мемофонд определяется и генофондом, и всей предысторией формирования национального характера. Со временем он меняется, по большей части исподволь, но иногда целенаправленно.
При этом мемофонд может быть в гармонии с генофондом. А может не быть. И тогда несоответствия мемофонда и генофонда и вызванные этим душевные сложности сами становятся чертами национального характера.
Ещё один источник противоречий состоит в том, что текущие условия могут не соответствовать мемофонду. Который в этом случае вынужден меняться аномально быстро, лишь увеличивая груз внутренних противоречий.
Итак, чем отличается генофонд белого русского человека? Это типичный генофонд потомка людей приледниковья. Русские генетически «самые белые из белых».
Исходный мемофонд русских вполне соответствовал генофонду. Более того, природные условия, как мы показали выше, только усиливали со временем архетипы людей приледниковья, подтверждая конструктивность и целесообразность этих архетипов, этого мемофонда.
Агрессивные особи или, как минимум, «отпорники» всегда были среди нас (довольно много среди русских «отпорников», они замещают в общем мемофонде нации нишу откровенных агрессоров). Но их суммарная доля в национальном генофонде была всё же не столь велика, как в других народах. Ибо невозможно вести на пределе сил борьбу с природой и одновременно истерически «заводиться» на любую подначку, как это делают экспансивные южане.
Мало того, эта доля определённо снизилась в период, когда сразу после Сварога часть наших предков ушла в «походы возмездия» на Первую империю. Ибо ушли в первую очередь как раз носители этих вышеназванных мемотипов.
После этого русских довольно долго никто не трогал. Они занимали места, на которые никто не претендовал. Особо не роскошествовали, но и не вызывали вожделения у соседей. Ибо любые посягательства на нас были нерациональны с точки зрения критерия «затраты – эффективность». Впрочем, это верно лишь для соседей с неоформившейся государственностью, о чём мы скажем ниже.
Так и жили, спокойно и достойно, по принципу, зафиксированному в народной мудрости: «чужого не возьмём, своего не упустим». Пирамид не строили. Больших теорий на пустом месте не разводили. Но железо плавили лучше многих. Мечи ковали весьма неплохие.
При этом жили достаточно рассредоточено по территории. Ибо ландшафтные условия северной половины Русской равнины не столь однородны, как кажется. Они однородны «в целом», но весьма мозаичны. Угодья мелкоконтурны. Поэтому поселения – не могут в принципе быть большими. По имеющимся данным вплоть до XV века средний размер деревень в России составлял 3-5 дворов.
Это фактически не деревня, а хутор. Товарной сельхозпродукции тоже не производили. Продовольствием обеспечивали только себя. Значительную часть пищевого рациона давала охота, рыбная ловля и лесные промыслы. Недаром в русской кухне столь разнообразны рыбные и грибные блюда.
Кое-что, конечно же, производили на экспорт, в основном продукцию лесных промыслов. Но предметов роскоши особо не накапливали, хотя некоторые вещи имели.
О тех временах сохранились легенды о «берендеевом царстве». А фактически о довольно рыхлом племенном союзе (кстати, Берендеево озеро – реальный объект во Владимирской области), где все жили довольно мирно, не богато, но очень весело и счастливо. Хотя и не беззаботно. Работать умели напряжённо, а вызовы природы переносили с беспримерной стойкостью.
В это же время родственные нам племена белых потомков людей приледниковья в Западной и Центральной Европе оказались в гораздо более комфортных и богатых природных условиях. Это вызвало, с одной стороны, определённый всплеск творческой активности. Ибо переход от аскетизма к изобилию на первых порах всегда вызывает взрыв творческой энергии.
Но, с другой стороны, идёт размывание соответствующего мемофон-да. Пока только лишь размывание. Но именно это обусловило тот факт, что взаимодействие наследников Первой империи в лице Рима с белыми людьми Европы не прошло для последних даром. Многие стереотипы империи европейские «варвары» в свой, уже подвергнутый размыванию мемофонд приняли. Ибо «свято место пусто не бывает». Когда же начался «железный марш», наши западные белые братья не ограничились, как мы, одним возмездием.
Хотя, надо отдать им должное, они весьма неплохо отомстили имперской мрази. Слово вандализм, в честь славного германского племени вандалов, разрушивших Рим, вошло во все языки.
Вандализм был первым проявлением наиболее конструктивной стратегии взаимодействия с империей. Все вычурные изыски имперской «культуры», а говоря современным языком, массового оболванивания, не имевшего ничего общего с научно-техническими ценностями, вандалы стёрли с лица земли.
Стёрли правильно и справедливо.
«Новые белые» точно так, же сотрут деградантов модерна и постмодерна, освобождая место для новой цивилизации, где не будет места ни Голливуду, ни обезьяньей мазне разных Малевичей.
В германском марше на последние осколки империи есть что-то запредельно сладостное. Как славно крушить былых кумиров, пытавшихся навязать всему миру свои извращённые стереотипы. Как приятно почувствовать, что хвалёная сила лишь блеф. Как ясно и просто ответил Аларих II римлянам, пытавшимся запугать его количеством своих войск: «Чем гуще трава, тем легче её косить».
Впрочем, об этом можно говорить очень долго, но мы отвлеклись от нашей темы.
Западноевропейские участники железного марша не только приняли в свой мемофонд некоторые имперские модели. Они ещё остались в империи, попытавшись переделать её «под себя».
На первых порах так оно и было. Но если посмотреть на баланс имперских приобретений и потерь, то в итоге белые европейцы не столько уничтожили имперский мемофонд, сколько дали ему возможность сохраниться в модернизированном виде.
Справедливости ради надо сказать, что это имело позитивные последствия. Европа получила прививку от имперской заразы. Упомянутая прививка в сочетании с переносом центров лидирующих отраслей экономики на Запад в процессе железной НТР дала возможность Европе избежать участи жертвы имперской частичной реставрации.
Но сама Европа при этом стала источником и разносчиком имперской заразы. Чего стоит одно только название «Священная Римская империя германской нации». Так и хочется сказать германским братьям: «Как же это вы, геноссен, не увидели курьёза в названии „Священная семитская империя германской нации"». Ибо Римская и семитская – это синонимы. Да и империя вообще может быть только семитской по духу. И не надо потом плакать о еврейском засилье на своей земле. Вы своими руками создали для этого все предпосылки. Не хотите этого, стройте не империю, а свободную федерацию свободных белых народов, федерацию регионов, управляемых, как в давние времена, по арийским моделям «военной демократии».
Впрочем, это тема для отдельного разговора.
В отличие от западных братьев, наши предки до поры до времени избегали имперской заразы. Но, как пел Владимир Высоцкий в одной из своих песен: «Рано, видимо, плевать на королей». Чем в более зрелом возрасте человека настигает детская болезнь, тем тяжелее она протекает.
Выше мы говорили о том, что Русь была не столь уж вожделенным объектом для завоеваний. Но это было лишь до той поры, пока вокруг неё не сформировались полноценные наследники Первой империи. После этого сама логика «государственников» потребовала экспансии, хотя на первый взгляд эта экспансия была не столь уж рациональна. Но взбесившийся хищник убивает не только для того, чтобы поесть, он убивает ещё и из простого желания убивать. Точно так же ведёт себя и сформировавшееся государство, которое, едва пережив «детские болезни» становления, тут же смотрит, кого бы ограбить. И если оно не плывёт при этом за моря, то наваливается на тех, кто есть поближе.