Закладываются основы инженерной традиции. Это не значит, что в одних странах будут со временем летать на метле, а в других на самолётах. Это значит, что при конструировании самолётов одни национальные школы авиастроения будут (помимо общих для всех задач) обращать внимание на одни проблемы, а другие – на совершенно иные. Таким образом, природные, культурные и даже инженерные различия начинают определять разные типы цивилизации.

При этом важно, что в этих разных цивилизационных типах, в отличие от ранее бывших, основную роль начинают играть уже не природные, государственные и религиозные факторы, а факторы научно-технические, определяемые спецификой развития промышленности и науки. Но именно такие различия и составляют основу современного понимание понятия цивилизации.

Итак, термин «нация» входит в сознание одновременно с современным понятием цивилизации, определяемой языком, спецификой культуры, науки, технического уровня развития. И это идёт одновременно со становлением буржуазного общества.

Что же в это время происходило с государствами, где такие процессы имели место? Подобные государства именно в это время прошли критическую точку своей эволюции. Чтобы сохраниться, они стали обязаны в? первую очередь защищать интересы своей собственной уже более или менее оформившейся территории, своего производственного комплекса и типа цивилизации. В силу возросшей квалификации населения они вынуждены были умерить свой людоедский пыл, изначально присущий государству как структуре.

Именно в этот исторический момент постоянные интересы подавляющей массы населения (и в вопросах выживания, и в вопросах творческой самореализации, прочно связанной с данным типом цивилизации и'данным языком) в основном совпали с существенной частью целей государства.

Усилившаяся роль определённого типа культуры и цивилизации, а особенно языка в творчестве человека увеличила возможности культурно-языковых факторов в идентификации «свой-чужой». Увеличившиеся с появлением соответствующих технических средств возможности для коммуникации также усилили чувства общности населения. Указанные процессы наложились на появление реального, чисто прагматического, понимания общего национально-государственного интереса,

Таким образом, появились предпосылки преодоления изначально разрушенного государством чувства общности, чувства «свой-чужой» уже на новом уровне, на уровне принадлежности к определённой территории, определённой цивилизации и культуре, определённым интересам и определённому государству, которое эти интересы защищает. При этом имеющийся ранее, недостаточно укоренённый в инстинкты языковый механизм самоидентификации дополнился языково-цивилизационным и государственным механизмом. Укоренение в биологическую сущность человека языково-цивилизационного и государственного механизма обеспечивалось ощущением общего пути достижения группового интереса.

Итак, в основе национальной общности лежит язык, тип культуры, тип цивилизации, однозначное отождествление собственных интересов с территориальными интересами проживания нации и национального государства.

Автору не хотелось бы превращать научно-популярный труд, написанный отчасти в стиле эссе, отчасти в стиле трактата, в академичную монографию. Поэтому мы воздержимся от определения понятия нации. Наше понимание этого термина достаточно ясно из предыдущих рассуждений и будет ещё не раз характеризоваться в дальнейшем. Приведём достаточно образную характеристику нашего понимания нации. Нация – это большая группа людей, объективно имеющая общие интересы, субъективно осознающая эту общность и имеющая возможность реализовать эти интересы только на базе общей культурно-цивилизационной парадигмы в рамках одного государства.

Отличие нации от неких малых групп, объединённых общими целями, состоит в том, что нация не может консолидироваться в процессе непосредственных контактов друг с другом всех её членов. Общие контакты заменены в данном случае осознанием причастности к одной цивилизации, культуре, языку и одному государству. Объективное наличие общих интересов определяется единством территории проживания и зависимостью от успехов (или неуспехов) одного государства.

Но только современный человек, оснащённый современными системами коммуникации и обладающий достаточно широким образованием, может достаточно глубоко осознать, что проблемы лично его выживания и выживания его потомков обеспечиваются процветанием его государства (если оно стало национальным!) и господством типа цивилизации, существующего в данном государстве.

Очевидно, что племенной и, особенно, расовый признак, определяющий психофизиологические особенности и чисто физиологическую взаимную комплиментарность людей, влияет на возможности формирования наций. Иногда нация может быть многоплемённой и даже многорасовой. Иногда нет. Но если с расовым фактором все более иди менее понятно (согласимся, что трудно считать «своим» очень уж отличающегося от тебя физически человека), то с племенным и этническим всё не так просто.

Не вдаваясь в детали влияния этноплеменного фактора на формирование наций, надо, тем не менее, помнить, что нация неразрывна с национальным государством. А государство по самой своей сути в идеале заинтересовано в уничтожении любых этноплеменных структур, конкурирующих с ним. И первыми уничтожает эти структуры у государствообразующего народа. Далее возможны только пять вариантов ликвидации более мелких племенных структур:

1) ассимиляция всех представителей других этносов государствообразующим народом, становящимся нацией;

2) геноцид всех представителей других этносов;

3) депортация всех представителей других этносов;

4) разделение единой территории и выделение компактно проживающих этносов в отдельные государства;

5) комплексный вариант первых четырёх в различной пропорции.

Так или иначе, новые общности начали сформировываться в нации. Конечно же, национальная общность по силе укорененности в психике не может соответствовать древнеродовой или древнеплеменной (не путать с современной реликтовой племенной общностью). Однако неким, единственно возможным пока преодолением раздвоенности сознания, вызванной государственным объединением разных людей, эта общность стала.

В этом месте мы должны ещё раз уточнить наши позиции. Наше понятие нации, на первый взгляд, напоминает известную концепцию «политической нации», изначально противопоставляемой этногенетической концепции, или иначе, «концепции крови». Последняя очень популярна среди русских национал-радикалов, которые справедливо критикуют понятие «политической нации», находя в нём массу противоречий и неточностей.

Общей причиной всех недостатков концепции «политической нации» является то, что она пытается приспособить для своих построений государство вообще. Однако эти построения научно некорректны. Только национальное государство может стать силой, конструирующей «политическую нацию». Многоплемённые империи национальными государствами, как мы только что показали, быть не могут. Поэтому бессмысленно пытаться построить «политическую нацию» на базе государства, не ставшего национальным и не изжившего многоплеменность.

Но, справедливо критикуя современные варианты концепции «политической нации», русские национал-радикалы впадают в другую крайность. При резком различии интересов и цивилизационных парадигм никакое кровное родство не создаст нацию. Мало того, цивилизационные различия приводят к жесточайшему противоборству внутри одних и тех же этносов. За примерами далеко ходить не надо. Сербы, хорваты и боснийские мусульмане в этногенетическом отношении один народ. Мало того, они говорят на одном языке. Но принадлежность к различным конфессиям разводит их к совершенно различным типам цивилизации сербов – условно говоря, к византийской, хорватов – к западной, боснийских мусульман – к мусульманской. О жестокости противоборства упомянутых народов напоминать не приходится.

Рассматривая данный пример, надо помнить, что в этом случае конфессиональная принадлежность является всего лишь отличительным признаком цивилизационных различий и не имеет самостоятельной ценности. Хорваты-атеисты и сербы-атеисты останутся врагами, несмотря на исчезновение у них религиозных разногласий.